Олег РЯБОВ

«В лесу есть медведь»: Медвежья метафора как оружие Холодной войны

Цель доклада, построенного на анализе текстовых и визуальных источников США и СССР 1945-1991 годов, заключается в исследовании основных способов включения медвежьей метафоры России в дискурс Холодной войны, в выявлении семиотики и аксиологии «русского медведя».

Язык Холодной войны, использование ее образов, символов, метафор, активно исследуется в последние годы в качестве оружия конфронтации сверхдержав. В американском дискурсе медвежья метафора России, выступая как способ символического насилия, выполняла функции: 1) мобилизации значений, по преимуществу негативных, закрепленных за образом «русского медведя»; 2) эссенциализации противоречий между США и СССР, репрезентации их как вечных и неустранимых; 3) гомогенизации Врага; 4) его дегуманизации.

Идентичность Америки с середины 1940-х годов в значительной степени определялась ее ролью последнего оплота в борьбе с «мировым злом»: противостояние коммунистической России рассматривалось как главная историческая миссия. Конструкция тотальной инаковости коммунизма представляла собой одновременно создание идеализированного образа самих Соединенных Штатов. Коммунистическая Россия репрезентировалась как Иное, как низшее и как опасное. Это достигалось при помощи различных дискурсивных практик: использовались оппозиции нормального и девиантного, цивилизованного и варварского, западного и восточного, свободного и тоталитарного, человеческого и не-человеческого. Медвежья метафора активно включалась в производство этих оппозиций.

Самые различные аспекты конфронтации двух сверхдержав получали «медвежье измерение». Как правило, «русский медведь» служил аллегорией российского государства, сравнительно редко символизируя народ, противопоставленный правителям. Россия превращалась в медведя, когда воспринималась как империалистическая держава, претендующая на мировое господство (первые послевоенные годы, 1980-е). Медведь при этом олицетворял грубую силу; в тот же период, когда СССР вызывал наибольшее опасение в США (мировой коммунистический заговор, маккартистская «охота на ведьм», «Reds under the bed»), привлекались по преимуществу другие животные метафоры, например, спрута.

Советская сторона реагировала с раздражением на использование медвежьей метафоры на Западе и вместе с тем пыталась «приручить» Russian Bear. Наиболее известным «ответом Чемберлену» стал проект олимпийского Мишки; те черты, которыми он наделялся – сила, миролюбие, борьба с поджигателями войны, защита слабых, – соответствовали идеальному образу Советского Союза.

«Медведь умер!» – это один из тех образов, которые сопровождали окончание полувекового противостояния. Вместе с тем, подобный «оптимизм» оказался недолговечным, и медвежья метафора на протяжении 1990-х постепенно возвращается во внешнеполитический лексикон США. О роли наследия Холодной войны в современных репрезентациях России может свидетельствовать тот факт, что ролик «В лесу есть медведь», который использовался Р. Рейганом на победных для него выборах 1984 года, стал элементом дискурса президентской кампании-2008.